Показать изображение крупным планом

Закрыть

– Расскажите немного про лагерь, в котором вы преподаете. Кто там живет?
– Это лагерь первичного приема беженцев и переселенцев (нем. Erstaufnahmeeinrichtung), он расположен в маленьком поселении в 20 километрах к юго-востоку от Детмольда – столицы региона Липпе. В деревне около 400 жителей. Лагерь был создан на базе заброшенного отеля, его владелица сдала помещение в аренду на полгода администрации региона. Отель вмещает около 200 человек. Обычно такое учреждение первичного приема ("лагерь" – звучит ужасно) – это первая станция, куда попадают беженцы. Там составляются заявления о предоставлении убежища. И затем людей, в зависимости от их нового статуса, распределяют в другие регионы под опеку других организаций. Предполагается, что в первичном учреждении люди не задерживаются, распределение должно происходить быстро. Однако сейчас все несколько иначе, во всяком случае, складывается такое впечатление. Лагерь был открыт в конце августа этого года, и до сих пор на мои курсы приходят люди, которые находятся в нем с самого начала.

– Из каких стран прибывают люди?
– Мой курс посещают беженцы из Сирии – их больше всего. В основном, это молодые мужчины. Есть беженцы из Афганистана. Несколько человек из Ирака. Есть африканцы: например, на моем курсе – одна женщина из Сомали и один молодой человек из Эритреи. Сложно сказать, какой у них социальный статус. Сирийцы производят впечатление людей образованных, у них есть профессии. Они все сносно говорят по-английски, некоторые – те, кто постарше – говорят по-русски. Эти языки становятся для нас языками-посредниками. Во всей группе только один человек неграмотен. Я не сразу это заметила, но потом пригляделась и поняла, что он не умеет читать и писать. Один ученик не знал латинского шрифта. Быстрее и сообразительнее всех афганская девочка 13 лет, которая приходит на занятия вместе со своей семьей – папой, мамой и 7-летним братом.

– Уроки немецкого языка – добровольные, это не обязательная программа для всех беженцев. Что делают люди целыми днями, пока ждут решения о своей дальнейшей судьбе?
– Точно сказать не могу, я не знаю. Несколько различных курсов предоставляет администрация города, она же устраивает ярмарки, семейные праздники. Много инициатив исходит от жителей деревни. Но в целом, я думаю, это достаточно скучные и монотонные будни в ожидании. На мои занятия приходят в основном одни и те же люди и вновь прибывшие в лагерь беженцы. По их успехам я вижу, что они занимаются языком и в свободное от занятий время. Они учат немецкий, потому что здесь быстро становится понятно: язык – это мост, посредник, важный, необходимый инструмент.

– Чья это была идея – организовать при лагере языковые курсы? Кто был инициатором?
– Изначально лагерь создавался при поддержке благотворительной организации Johanniter (некоммерческая протестантская социально-гуманитарная организация по оказанию различной – преимущественно медицинской – помощи – прим. авт.). Затем в нашей местной газете появилось приглашение на информационный вечер для жителей региона. Я поехала туда, мне было интересно, а затем – и приятно, что много людей откликнулось, что местные власти смогли все очень толково организовать. У нас не было желания и цели обсуждать политическую сторону вопроса, мы просто хотели помочь, это было нашей мотивацией и нашим долгом. Каждый высказывал свои идеи и предложения. Самыми активными были молодые люди, а также пастор – настоятель местного прихода, у которого уже был опыт работы с беженцами.

– Кто финансирует лагерь и добровольные начинания?
– Благотворительные фонды и региональные власти, которые, в свою очередь, получают помощь от федерального правительства. Конечно, в настоящие момент все подобные организации перегружены. Ситуация развивается со скоростью цунами, и никто не был готов к таким объемам работы и потокам беженцев. Я могу сказать, что мне понравились слова канцлера Ангелы Меркель "Мы справимся" ("Wir schaffen das"). Я действительно считаю эту позицию очень правильной, и мы с этим справимся. У нас – немцев – есть опыт: конец Второй мировой войны, беженцы из стран соцлагеря, объединение Германии и новые вызовы. Конечно, это всегда оставалось острой темой в обществе, противоречия и споры не прекращались никогда. И сейчас они вспыхнули с новой силой. Это естественно. Но в такой ситуации каждый решает для себя. Мне было важно ответить на вопрос, что я могу сделать, чем могу помочь.

– Кто еще работает с вами – в лагере и на курсах?

Показать изображение крупным планом

Закрыть

– В лагере много социальных работников. Кроме меня, еще двое ведут уроки немецкого языка. Много добровольцев, которые в свое свободное время приходят поиграть с детьми, провести какие-то мероприятия. Среди всех занятых в лагере сотрудников большинство – немцы. Кроме того, много людей с так называемым "миграционным прошлым" или "иммигрантским происхождением": русских немцев, арабов или их потомков – немцев с арабскими корнями, сирийцев, которые уже давно живут в Германии. И это очень правильное решение: они говорят на разных языках, понимают ситуацию, различие культур, при этом знают немецкий менталитет и местные законы.

Когда я веду урок, я не остаюсь один на один с учениками. С нами в классе всегда сидит кто-то из сотрудников лагеря. Я не считаю это необходимым, но это обусловлено техникой безопасности, таковы правила.

– Возникают ли недопонимания или конфликты – из-за культурных различий или в гендерном плане?
– Мне часто задают этот вопрос. До сих пор на моих занятиях не случалось каких-то критичных ситуаций, связанных с разницей культур или гендерными предрассудками. Я не исключаю, что такое может произойти. Но пока между учениками, а также по отношению к себе я не чувствовала никакого негатива. Конечно, на уроках сидит больше мужчин, чем женщин. Они часто весьма самоуверенны и стремятся оказаться в центре внимания. Но это связано, в первую очередь, с тем, что мужчин-беженцев в целом больше. Их семьи прибывают позже, либо они находятся в ожидании решения и вызова у себя на родине. Однако вопрос семьи на уроках – это всегда очень деликатная тема. Кто-то потерял родных, кто-то в условиях войны разлучен с семьей – с такими личными историями нужно быть очень аккуратным.

– По своей основной профессии вы – художник по костюмам и сценограф. Вы раньше работали с беженцами в той или иной форме?
– Нет, но можно сказать, что я сама происхожу из семьи беженцев. После войны моя мать была беженкой из Померании – сегодняшнего города Щецин в польском Западном Поморье. Семья бежала в буквальном смысле слова, после начала депортации немецкого населения из этого региона польскими и советскими властями, плыли через Балтику на легких речных лодках со всем своим немногочисленным скарбом и маленькими детьми.

– И все же, что послужило для вас основной мотивацией помогать этим беженцам?
– У меня есть свободное время, мои дети выросли, я не так интенсивно занята своей основной работой, как это было раньше. Кроме того, я считаю, что мне, может быть, в жизни повезло несколько больше, чем кому-то другому. Я хочу помогать и делится тем, что у меня есть. Я уже поговорила со своей семьей и мы решили пригласить некоторых учеников из моей группы к нам в дом на Рождество – это будет самый настоящий "мультикультурный" праздник для нас всех.

Беседовала Дарья Хрущёва