Добро пожаловать на сайт Федерального министерства иностранных дел
Берлинале-2018: беги, время, беги
"Довлатов", © WDSSPR
Берлинский кинофестиваль преподносит один сюрприз за другим. "Довлатов" Германа-младшего очаровал местную публику. Фильм о Роми Шнайдер погрузил ее в меланхоличное настроение, а норвежский триллер о бойне на острове Утёйя заставил по-настоящему испугаться.
Берлинале уже много лет считается фестивалем, настроенным в первую очередь на день сегодняшний. Если где-то в мире случился какой-то катаклизм, можно не сомневаться: в столице Германии об этом обязательно покажут кино. Беглый взгляд на программу 2018 года создает ощущение, что в настройках произошел сбой. В конкурсе преобладают драмы с приставкой "ретро", действие которых происходит то в 40-е, то в 70-е, то в 80-е. Кажется, будто двадцатый век в воображении режиссеров вытеснил двадцать первый.
Это, конечно, иллюзия. Берлинале по-прежнему актуален, и мастерство местных отборщиков в прощупывании "болевых точек" планеты никуда не делось. Фильмы, которые борются в этом году за "Золотого медведя", может, и рассказывают о прошлом, но нацелены – и в этом нет никаких сомнений – на настоящее. История повторяется снова и снова, затягивая во временные петли как отдельно взятых людей, так и целые страны. Изучение того, что было, помогает понять то, что есть, и подготовиться к тому, что будет.
Рейтинг критики к середине фестиваля возглавил "Довлатов" Алексея Германа-младшего – единственный российский участник конкурсной программы. Нужно сразу оговориться: это не биография. В кадре писатель успеет прожить лишь одну ноябрьскую неделю 1971 года. Никаких особенных событий за это время не произойдет. Довлатову несколько раз откажут в публикации рассказов и отправят в качестве корреспондента заводской многотиражки делать репортаж о готовящемся спуске на воду корабля "Платон Нифонтов". Еще он побывает на посиделках в коммунальной квартире, где будет читать стихи Иосиф Бродский, увидит несколько странных снов (один из них – с участием Брежнева), пообщается с художником-фарцовщиком и встретит свою бывшую возлюбленную-актрису.
Вполне вероятно, самые яростные поклонники писателя откажутся признавать в герое, сыгранном сербским актером Миланом Маричем, того самого Сергея Довлатова, которого они знают и любят. В картине Германа много условного. Ленинград 70-х утопает в серой дымке, размывающей границы сна и реальности. Настоящие имена и фамилии перемешаны с вымышленными. Есть юмор, очень умный и тонкий, но нет фирменной довлатовской иронии, да и вообще нет его литературного языка – даже в виде закадрового текста.
Однако пространство, в котором кинематографический Довлатов обитает, узнаваемо и осязаемо. Это не воссоздание эпохи с помощью костюмов и декораций, как во второсортных сериалах, – это ее сотворение. Застой 70-х ощущается на физическом уровне: воздух в фильме сперт, в головах героев – такой же туман, как на улице, границы закрыты, перспектив нет. Художники, поэты и режиссеры, лишенные возможности показывать свои работы, обсуждают Джойса и Грасса, Введенского и Мандельштама, Ван Гога и Мунка. Они сохраняют живую мысль, пока все вокруг костенеет. И хотя в интервью Алексей Герман-младший открещивается от аллюзий на современность, фильм его говорит об обратном. В эпоху стагнации хуже всего приходится деятелям культуры: рожденный думать молчать не может.
Трансформация прошлого в настоящее еще более ощутима в "Транзите" Кристиана Петцольда. В основе сценария – одноименный роман Анны Зегерс, рассказывающий о немецких беженцах, которые пытаются уплыть из Марселя до того, как нацисты завершат оккупацию Франции. К главному герою Георгу (Франц Роговски) попадают документы покончившего с собой писателя Вайделя. Выдав себя за него, Георг уже готов отправиться в Мексику, но его останавливает встреча с женой писателя Мари (Паула Бир), которая не знает о смерти мужа и каждый день бродит по улицам города, надеясь увидеть его в толпе прохожих.
Петцольд решился на рискованный эксперимент. Он сохранил время действия романа, разместив своих персонажей в современном Марселе. В результате в разговорах Георг и Мари постоянно поминают войну и оккупацию, но вокруг них – XXI век во всех его проявлениях, включая наличие реальных беженцев из стран Африки и Ближнего Востока. Это создает удивительный эффект смешения эпох – и в нем, пожалуй, и заключается главная ценность картины. Роговски и Бир составляют органичную экранную пару, однако их игра не может преодолеть общую тяжеловесность сценарной конструкции: здесь двоятся двойники, любовный треугольник превращается в четырехугольник, второстепенные герои появляются и исчезают без особых объяснений. Будто выпавшие из времени люди-призраки всегда удавались Петцольду, но в случае с "Транзитом" они впервые не столько завораживают, сколько утомляют.
Еще одна большая немецкоязычная премьера – "Три дня в Киброне" Эмили Атеф. Фильм воссоздает эпизод из жизни Роми Шнайдер, произошедший за год до ее смерти. К актрисе, лежащей в реабилитационной клинике во Франции, приезжают подруга детства Хильде Фритч, любимый фотограф Роберт Лебек и корреспондент журнала Stern Михаэль Юргс, подготовивший дюжину хамских вопросов. Звезду они застают не в лучшем состоянии. Роми совсем разбита. Она тоскует по детям, винит себя в разлуке с ними, жалуется на недостаток денег (актриса почти банкрот), в нарушение распорядка глотает таблетки с шампанским и мечтает снять "еще хотя бы один фильм".
Если вы хотели увидеть, что с людьми делает слава, то вот оно: убедительный черно-белый (красок в жизни Роми в этот момент уже нет) портрет сломленного и выпотрошенного человека, чье существование с детских лет вращалось только вокруг кино. История женщины, на которую все постоянно проецировали свои желания и комплексы, не давая ей стать собой. Главное потрясение фильма – актриса Мари Боймер, удивительно точно перенявшая мимику и жестикуляцию Шнайдер. Ее называют в числе основных претенденток на лучшую женскую роль.
Самый спорный на данный момент фильм фестиваля – "Утёйа 22 июля" Эрика Поппе. Эта картина тоже играет с пространственной и временной дистанцией, реконструируя в реальном времени устроенную Андерсом Брейвиком бойню в молодежном лагере Рабочей партии Норвегии. Самого террориста в кадре не показывают – много чести. Имя тоже не называют: в финальных титрах сухо сообщается, что преступление совершил "34-летний правый экстремист". Зритель переживает события того дня вместе с Кайей – девочкой-подростком, которая мечется по острову в поисках младшей сестры. Откуда доносятся выстрелы и кто стреляет, она не понимает и до самого финала остается в этом страшном неведении.
Фильм, снятый одним планом, без монтажных склеек, держит публику в напряжении все 90 минут экранного времени. Оторваться невозможно. Выдохнуть – тоже. Каждого сидящего в зале норвежский режиссер мастерски погружает в состояние героев: паника и ужас при непосредственном столкновении со смертью – их главные эмоции.
"Утёйа" выявляет противоречие, давно существующее в современном кинематографе. С одной стороны, демонстрируемому в нем насилию выдано право на "игрушечность" (вспомните Тарантино и его последователей). С другой – в XXI веке кино все больше стремится к документальности, к гиперреализму, плохо совместимому со стрельбой понарошку. Картина Поппе балансирует на грани между аттракционом и подлинным травматическим опытом, между искусством и манипуляцией, между нарушенной этикой и соблюденной эстетикой. Зрителей в Берлине она разделила: даже на показе для прессы одна половина зала аплодировала, а другая кричала возмущенное "бууу!" Жюри во главе с Томом Тыквером сейчас не позавидуешь. Награждать или не награждать, вот в чем вопрос.
Ксения Реутова
21.02.2018