Добро пожаловать на сайт Федерального министерства иностранных дел
Зона отчуждения: что значит "Тони Эрдманн" для немецкого кино
В российский прокат вышла трагикомедия Марен Аде "Тони Эрдманн" – вышла с опозданием, но зато со шлейфом восторженных рецензий и с узелком, набитым номинациями на главные мировые кинонаграды.
Внимание к этому фильму вполне соразмерно его масштабам. Это лучшая немецкая картина последних лет. И нет, эта характеристика – не художественное преувеличение.
Фильм Марен Аде стоило бы выпустить на российские экраны чуть раньше. До того, как он стал пятикратным лауреатом Европейской киноакадемии. До того, как он получил номинацию на "Оскар". До того, как появились новости о голливудском ремейке с Джеком Николсоном и Кристен Уиг. За той шумихой, которая теперь сопровождает любые упоминания о картине, теряется главное – ее происхождение. Ее немецкость. "Тони Эрдманн" – больше, чем просто фильм. Это целая кинематографическая вселенная, вобравшая в себя все то, над чем режиссеры из Германии (по крайней мере, самые одаренные из них) работали в последние десятилетия.
Простота и неторопливость ленты очень обманчивы. Центральная тема лежит на поверхности: конечно, это кино об отцах и детях. Его главные герои – немолодой учитель музыки, обожающий розыгрыши, и его взрослая дочь, которая работает бизнес-консультантом в Румынии. Похоронив любимую собаку, Винфрид (австрийский актер Петер Симонишек) едет в Бухарест, чтобы навестить Инес (Сандра Хюллер). Увы, у нее слишком плотный график и нет времени на каникулы с отцом. И вот тут появляется Тони Эрдманн – вымышленный персонаж, в которого Винфрид всего за несколько секунд перевоплощается с помощью лохматого парика и уродливой вставной челюсти. Тони будет следовать за Инес по пятам, внося сумятицу во все сферы ее жизни – от деловой до личной. Одни его шутки будут смешными, другие – не очень, но ближе к финалу Инес тоже войдет в раж и докажет, что она – дочь своего отца.
Даже если бы всего "Тони Эрдманна" можно было свести к пронзительному высказыванию о разрыве поколений, об отчуждении, нарастающем между родными и близкими людьми – и людьми вообще – в эпоху глобализации, это уже был бы прекрасный фильм. Немецкое кино зациклено на идее семьи и ее трансформации в современном мире, оно на протяжении многих лет анализирует то, как меняется "ячейка общества" и как вместе с ней меняется сам социум. Картина Марен Аде пополнила бы эту галерею – и встала бы в ней на одно из первых мест. Правда, тогда ее вряд ли взяли бы в конкурс Каннского фестиваля и номинировали на "Оскар".
На самом деле режиссер метит гораздо дальше. Стоит напомнить, что 39-летняя Аде – автор "Берлинской школы", уникального направления в немецком кино, которое, если очень коротко, в начале своего пути скрупулезно исследовало бытие современного европейца, человека уже не XX-го, но XXI века. Ни одна другая кинематография не заглядывала так глубоко в пропасть, образовавшуюся между бурным прошлым и относительно благополучным настоящим, между миром реальных вещей и миром их копий, между беспокойством, порожденным неблагополучными обстоятельствами, и беспокойством разума, которое невозможно унять.
Перед "берлинцами" стояла лишь одна проблема (впрочем, сами они вряд ли считали это проблемой): их фильмы почти никогда не доходили до массовой аудитории. Слишком тонкие, слишком умные, слишком медленные – рядовой зритель, воспитанный на голливудском ширпотребе, воспринимал их с трудом. Но творческая энергия – энергия невероятной мощи – продолжала копиться, и взрыв был неизбежен. Рано или поздно стена, отделяющая "берлинцев" от публики, должна была пасть – и она пала вместе с выходом "Тони Эрдманна". Возможно, после этого они навсегда перестали быть режиссерами "Берлинской школы". Но это уже вопрос для киноведов – для зрителей он ровным счетом ничего не меняет.
"Тони Эрдманн" бьет ровно в ту же точку, что и предыдущие фильмы "берлинцев". Ключевое слово для него – уже упомянутое выше "отчуждение". И не только отцов и детей. Марен Аде рассказывает об отчуждении личности человека от его социальной маски: все герои играют роли, страдая от навязанности этих образов (не страдает лишь Винфрид – он играет по доброй воле).
Отчужденным оказывается труд, органическая потребность человека: главная героиня постоянно работает, не производя ничего, сотрясая воздух – для контраста режиссер отправляет персонажей на реальное предприятие, заставляя их посмотреть в глаза рабочим. Отчужденной становится даже сексуальность: в любовной сцене полового акта как такового не происходит. Единственный момент, когда герои выходят из этой серой зоны вечной непринадлежности себе, – голая вечеринка, самый потрясающий и самый смешной эпизод картины. Он вставлен не только ради зрительского смеха и аплодисментов. Это кульминация, миг выпадения персонажей из того искусственного каркаса, в котором они существуют. На них ничего нет – и в прямом, и в переносном смысле.
Своим выходом к широкой публике "Тони Эрдманн" обязан двум вещам. Во-первых, выбору жанра. Упаси вас бог считать эту картину комедией – немецкие комедии (а это самый кассовый и самый популярный в Германии жанр) выглядят совсем по-другому. Марен Аде сняла трагикомедию – то, что современным немецким режиссерам удается лучше всего и в что они практикуют уже много лет. Немецкие авторы виртуозно научились рассказывать истории, в которых справиться с повседневным ужасом героям помогает даже не чувство юмора, а мягкая ирония – иногда горькая, а иногда добрая насмешка над несовершенством отдельного человека, страны или мироустройства вообще. "Тони Эрдманн" тут наследует целой череде прекрасных картин, от всем известного "Гуд бай, Ленин!" или "Лета на балконе" до "Простых сложностей Нико Фишера".
Во-вторых, Аде не побоялась сделать творческое заимствование у самой живой и самой интересной кинематографической школы Европы – у румынской "новой волны". Ее режиссеры тоже исследуют современного европейца, только не западного, а восточного, который до сих пор переживает трагедию крушения социалистической системы и застрял где-то между мирами – разрушенным старым и строящимся новым. Действие "Тони Эрдманна" не случайно происходит в Бухаресте, а в числе актеров не случайно появляется Влад Иванов – живой символ нового румынского кино. Заимствованная эстетика помогает шагнуть от национального к универсальному. Чтобы разбить стену, не грех воспользоваться опытом тех, кто уже проделал это до тебя.
Не так важно, получит ли фильм Марен Аде еще одну или еще несколько наград. Не важно, возьмет ли он "Оскар". Его значение не измеряется в золотых статуэтках. Немецкое кино о современном человеке вышло к мировой публике – и это единственное, что нужно запомнить. Поверьте, оно только разгоняется.
Ксения Реутова
24.02.2017