Показать изображение крупным планом

Закрыть

Предлагаем вашему вниманию текст о нем, опубликованный профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге, историком Иваном Куриллой.

Иосиф Христианович Гамель

Одним из последних ученых-энциклопедистов, "осколком XVIII века", прожившим большую часть жизни в XIX, был русский немец, действительный член Императорской академии наук Иосиф Христианович Гамель (Joseph Christian Hamel, 1788–1861). Рожденный на Нижней Волге, он объездил всю Европу, первым из российских академиков побывал в Америке, стал одним из первых альпинистов, привез в Россию фотографию, стал героем одного из сюжетов Дюма-отца, написал несколько исторических трудов и присутствовал при первой попытке проложить телеграфный кабель через Атлантику.

Уроженец Сарепты

Первые 19 лет его жизни прошли в колонии Сарепта на Нижней Волге. Основанная (по приглашению Екатерины Великой) моравскими братьями ("гернгуттерами") в 1765 году, колония выходцев из центральной Европы ставила целью христианизировать кочевников «дикие племена» малозаселенного Юга Российской империи. Правда, кочевники Нижнего Поволжья – калмыки – оказались не язычниками, а буддистами, и успеха проповедь протестантов не имела. Но нравы в Сарепте царили строгие: раздельное проживание неженатых юношей и девушек, строгие молитвы и брак по жребию (Бог решал, кому и с кем надо создавать семью). Сарептяне привезли в южнорусские степи городскую культуру южной Германии, устроили в поселке водопровод (открытые ими минеральные источники стали – при содействии астраханского губернатора Н.Бекетова – в конце XVIII века популярным курортом), начали производство горчицы ("сарептская горчица" и сегодня остается одним из двух самых известных брендов, отличаясь от сладкой "дижонской" особой остротой), тканей, муки высшего сорта и прочих невиданных здесь прежде вещей. Сарептские аптекари производили особый сарептский бальзам, а естествоиспытатели изучали окрестную природу.

Блестящее начало

Иосиф Гамель, который показал особые успехи в первоначальном образовании, был в 1807 году на деньги общины направлен в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, которую и окончил в 1811 г. с золотой медалью. Однако его интересовала не только медицина. Еще студентом Гамель стал корреспондентом Вольного Экономического общества и был награжден за устройство дешевой электрической машины. В Европе еще шла война против наполеоновской Франции, а молодой ученый получил в 1813 г. разрешение от министра внутренних дел отправиться в Англию для усовершенствования в науках. Это время – взлет технической мысли, парад изобретений, обещающих изменить человеческую жизнь! При помощи посла России в Великобритании князя Ливена, Гамель заводит обширные знакомства, вступает в научные общества, копирует патенты и чертежи. Одновременно он изучает современные подходы в педагогике и публикует монографию о системе обучения Ланкастера. Не случайно именно он выступает гидом великих князей Михаила и Николая во время их поездок в Англию в конце второго десятилетия XIX века (существует легенда, впрочем, у меня нет ее подтверждения, что в ходе этой поездки восемнадцатилетний Николай Павлович впервые заинтересовался паровозами, и даже лично побросал уголь в топку локомотива Стефенсона; но про роль Николая в железнодорожном строительстве у нас речь пойдет в одном из следующих сюжетов).

Трагедия на Монблане

Семь лет путешествовал Гамель по Европе, знакомясь с развитием техники. Он производил опыты в шахте, спускался на дно моря в водолазной машине, первым обратив внимание на действие давления на барабанную перепонку, пытался в 1820 году взойти на Монблан, взяв с собой двух английских студентов и изобретателя нового типа барометра…

С этим восхождением связана первая трагедия в истории альпинизма. 18 августа 1820 года группа из четырех приезжих и двенадцати местных проводников начала восхождение. Проведя два дня в укрытии на полпути в ожидании погоды, утром 20 августа они все-таки двинулись к вершине – и попали под снежную лавину. Трое проводников погибли, остальные участники восхождения чудом спаслись.

Сохранилось несколько подробных описаний этого происшествия, самое известное принадлежит перу Александра Дюма, встречавшегося со швейцарскими гидами в Шамони через несколько лет после трагедии. Дюма, кстати, утверждает, что Гамель поднимался на Монблан по указанию русского императора для проведения метеорологических наблюдений, а в программе у него были исследования на всех известных тогда горных вершинах мира. В первой половине XIX века этот драматический рассказ переводился на английский и немецкий, публиковался даже за океаном.

Что же касается доктора Гамеля, то он после трагедии свернул альпинистскую программу и вернулся в Россию (не исключено, что его после получившей широкую огласку катастрофы отозвали российские власти).

Отечественная техника

Вернувшись из-за границы, Гамель, лучше всех в России знакомый с новейшими европейскими изобретениями, занялся изучением уровня развития техники в своем отечестве. Результатом его трудов стало описание Тульского оружейного завода, опубликованное в 1826 г. Через три года Гамель был избран ординарным академиком по части технологий и принял деятельное участие в устройстве первой мануфактурной выставки в России (состоявшейся в 1831 г.), а еще через два года опубликовал трактат об истории железного производства в России. В 1834 г. академик Гамель оказывал содействие австрийскому инженеру А. Герстнеру в получении разрешения на проведение первой в России Царскосельской железной дороги. Надо отметить, что техникой его интересы не ограничились, и в 1833 году Гамель публикует еще и исследование об араратской кошенили (после чего этот вид жучков, из которых добывали красный краситель, получил название "порфироносная Гамеля" (Porphyrophora Hamelii)).

В 1839 году академик Гамель вновь отправился в "мастерскую мира" Великобританию. На этот раз его "добычей" стали только что изобретенные средства фиксации изображения. Уже в мае-июне 1839 года Гамель прислал в Петербург описание способа фотофиксации, изобретенного В. Талботом. Вскоре он отправил на родину и аппараты двух других первопроходцев гелиографии и дагеротипии – Н.Ньепса и Л. Дагера. Более того, российский академик получил от родственников скончавшегося Ньепса переписку Ньепса, Дагера и других людей, связанных с этим изобретением. Благодаря Гамелю, Россия познакомилась с фотографией фактически в год ее изобретения.

Во время этой же поездки в Англию И. Гамель обнаружил прежде неизвестные документы о связях России с Англией в начале XVII века и опубликовал несколько статей на эту тему. Вернувшись в Россию в 1845 г., Гамель участвовал в устройстве мануфактурной выставки 1849 года, а в 1850 г. стал членом комитета по подготовке к первой всемирной выставке в Лондоне.

Во время этой, новой поездки в Лондон в 1851 году он заинтересовался успехами телеграфного сообщения, которое стало с тех пор все более занимать его внимание. Гамель присутствовал при соединении Шотландии с Ирландией подводным телеграфным кабелем в 1852 г.

Поездка за океан

К тому времени многим в Европе стало очевидно, что за океаном выросла страна, в которой техника и промышленность развиваются еще более быстрыми темпами, чем в Великобритании. К началу 1850-х годов в России называли Соединённые Штаты Америки "огромным рассадником промышленности".

С конца 1830-х в США командировались инженеры российского флота и путей сообщения, заимствуя оттуда новейшие изобретения и технические решения. И, хотя о достижениях американцев в области "чистой" науки было известно немного, настало время для более близкого знакомства российской Академии наук с этой страной. Академик Гамель, с его интересом к прикладным аспектам научных исследований, оказался наиболее подходящим ученым для командировки за океан.

С этой поездкой связана анекдотичная история:
 
На докладе о командировке Гамеля в США император Николай I наложил резолюцию: "Согласен; но обязать его секретным предписанием отнюдь не сметь в Америке употреблять в пищу человеческое мясо, в чем взять с него расписку и мне представить". Во исполнение Высочайшей воли с Гамеля взята была собственноручная подписка: "Я, нижеподписавшийся, во исполнение объявленного мне в секретном предписании Господина Товарища Министра Народного Просвещения от сего числа Высочайшего Государя Императора повеления, дал сию собственноручную подписку в том, что во время предстоящего путешествия моего в Америку, я никогда не посмею употреблять в пищу человеческое мясо.
Академик, Действительный Статский Советник Иосиф Гамель.
С.Петербург. 24 Апреля 1853".
 
На самом деле русский император был достаточно хорошо осведомлен об образе жизни американцев, понимал, что с каннибализмом академик там не столкнется,  и анекдот свидетельствует, видимо, об особом чувстве юмора монарха (а возможно, эта шутка была напоминанием о каких-то разговорах, состоявшихся у великого князя Николая с его гидом по Англии за тридцать лет до этого).
 
В Америку академик Гамель, которому в то время уже исполнилось 65 лет, прибыл европейской знаменитостью. В местных журналах много писали о его деятельности, так, только в 1852 году популярный "Харперс Мансли" перепечатал заметку Александра Дюма о восхождении Гамеля на Монблан (в 1820 г.), в ходе которого погибли под лавиной три проводника, а научный журнал «Сайентифик Америкэн» сообщил о докладе Иосифа Гамеля в санкт-петербургской академии наук о свойствах льняной ткани.

Гамель начал свою поездку по США с Бостона, посетив в Массачусетсе фабрики Лоуэлла, Гарвардский университет и школу для слепых Перкинса. Он был в числе приглашенных знаменитых ученых (вместе с Мэтью Мори и Сэмюелом Кольтом) присутствовать при первой попытке прокладки трансатлантического кабеля.

За время своей командировки российский ученый посетил не только Гарвард, но и Смитсоновский институт, стремясь "ближе познакомить … научные учреждения Америки с трудами нашей Академии, так как … люди здесь имеют очень мало знаний о нас".

Цинциннатская "Дейли инкуайрер" так подытожила пребывание российского академика в США: "На всех наших ярмарках, выставках скота, школьных экзаменах, открытиях школ, пробных поездках, спусках судов на воду, а также наших годовщинах, больших и маленьких праздниках всех наших общественных учреждений лицо доктора [Гамеля] стало узнаваемым. Наши институты были им тщательно исследованы для получения глубоких знаний об американской предприимчивости в науке, искусстве и благотворительности".

Американцы смотрели на науку исключительно с прикладной точки зрения. Их интерес вызывали только те её отрасли, которые давали надежду на практическое применение и извлечение прибыли. Показательно, что в качестве отчета Академии наук И.Х. Гамель смог представить именно технических достижений североамериканцев: "1. Изложение устройства Эриксоновой машины; 2. описание введения пароходства в Европе; 3. часть объяснения проекта электро-технического соединения Америки с Европою", за что удостоился пренебрежительного отзыва нового (с 1855 г.) президента Академии наук Д.Н. Блудова: "едва ли дальнейшее пребывание за границею может принести особенную для технологии и вообще для промышленности пользу, я со своей стороны не вижу необходимости, не предвижу и важной пользы от сего продолжения". Инженеры оказались более полезными командированными, – их отчеты включали подробные чертежи.

Этот конфликт показывает не просто разное понимание задач командировки Гамеля им самим и новым руководством Академии наук, но и тот факт, что дистанция между наукой и техникой в середине XIX в. еще оставалась непреодоленной. Ученые-энциклопедисты оказались лишними в специализированном техническом мире второй половины XIX века.

Показательны и события, связанные с появлением в России электрического телеграфа. Российские ученые в тот период были лидерами в исследованиях электромагнетизма. Академик Гамель потратил немало сил, доказывая, что электромагнитный телеграф был изобретен бароном Шиллингом в России раньше, чем Сэмюелом Морзе в Америке. (Эту историю мы недавно с вами обсуждали; а Морзе еще и после смерти Гамеля будет обвинять его в несправедливых нападках).

Техника и общество

Академика Гамеля, однако, занимала не просто модернизация Российского государства, о которой пеклись просвещенные бюрократы николаевской и александровской эпохи. Вернувшись домой, он напечатал в отечественной прессе ряд статей о новейших изобретениях американцев, делая особый акцент на общественном значении этих новшеств.

Рассказывая о паровых машинах для быстрого тиражирования газет, Гамель обращал внимание своих русских читателей на "необыкновенные услуги, оказанные механикой … в Америке быстрому распространению знаний, – с одной стороны, и к облегчению этого распространения – применением ее к локомотиву и пароходу, – с другой". Особенно примечательным, с точки зрения российского академика, был тот факт, что "издание газет … началось почти в одно время в России и в Америке. Известно, что по указу Петра и под его наблюдением положено начало первой русской газете в Москве в 1703 году. Первая американская газета "The Boston Newspaper" появилась 24 апреля 1704 года".

И. Гамель поражал русских читателей и количеством публикующихся в США газет: в одном "Нью-Йорке выходит двадцать две различные газеты ежедневно, девять – два раза в неделю, семьдесят семь – раз в неделю, пять – два раза в месяц, тридцать шесть – ежемесячно и одна – два раза в год. Стало быть, всего в Нью-Йорке издается сто пятьдесят различных газет …[и] ежедневно печатается около двухсот тридцати тысяч экземпляров газет и даже несравненно более, если приходится сообщить публике что-нибудь особенно интересное".

И.Х. Гамель стремился вернуться в Соединённые Штаты, но болезнь и необходимость переубеждать начальство заставляли его откладывать новую поездку. Сказался и почтенный возраст академика. Осенью 1861 года он умер в новой командировке в Лондоне на семьдесят четвертом году жизни.

Внимание не только к инженерному, но и к общественному значению технического переворота осталось непонятым начальством, но нам очевидно, что Гамель лучше современников осознавал последствия распространения технических новшеств в современном обществе.

Интересы Иосифа Гамеля были весьма разносторонними. Он оказался одним из последних ученых-энциклопедистов ушедшего восемнадцатого века, пробуя себя в медицине и физике, химии и истории. Однако наибольший его интерес привлекала техника, переживавшая в первой половине XIX века невероятное развитие.